Письмо хранилось в семейном архиве Татьяны Александровны Старицкой (Мартьяновой), которая, видимо, и была адресатом, и любезно предоставлено ее дочерью Ниной Павловной Старицкой.
Также благодарим Тамару Оганесовну Россо за помощь в наших исследованиях.

Письмо Евгении Эбербах. C. 1

Письмо Евгении Эбербах. C. 2

Письмо Евгении Эбербах. C. 3

Письмо Евгении Эбербах. C. 4

Письмо Евгении Эбербах

Воспоминания 1918–1921

Я все прекрасно помню, как сейчас, как нас отправляли на месяц на лето в тяжелые годы революции. Но мы оказались за линией фронта у Колчака, с наступлением осени оказались оторваны, без средств к существованию (пищи, одежды). Мне тогда было 16 лет, Володе — 13, а Лидочке — 10 лет. Володя и Лида были отправлены раньше и оказались в другой колонии. Нас подобрал американский Красный Крест и вывез из летних деревянных домиков, меня — в Тюмень, а Володю с Лидой — в Петропавловск. Я с ними переписывалась, и потому знала, куда их отправили.

Чтоб нам быть вместе, наша преподавательница специально со мной поехала за Лидочкой и Володей, и мы привезли их ко мне в мою колонию в Тюмень. Колчак приближался. Когда бои стали приближаться к Тюмени, нас срочно вывезли маленьким пароходиком до Тобольска, а затем большим пароходом до Томска, а потом поездом во Владивосток, где соединились все три колонии. Как выехали ночью из Тюмени — наутро Тюмень заняли красные. На пароходе было очень тесно (300 человек пароход маленький). Даже всем сидеть не было места, и 5 человек по очереди стояли. Оставалась только тропка для матросов на палубе. На большом пароходе были уже нары.

Когда ехали весь день берегом озера Байкала, проезжали много тоннелей, вода настолько кристально чистая, что видны камушки на дне. Вид озера Байкала остался на всю жизнь, а берега отвесные, скалы, на верхушках гор виден снег. У меня в альбоме есть фотография администрации колонии которые на газете.

Седьмой класс окончила экстерном во Владивостоке. Вначале нас поместили на материке в 14 км от Владивостока. Ездили в гимназию поездом, часто бывали заносы, ждали расчищения путей. Там красивая природа, растет дикий виноград вокруг бараков. С января нас перевели на Русский остров, в бараки, в которых раньше содержали каторжников. Ходить зимой через залив было немыслимо в гимназию. Часто бывали метели, и весной наши воспитатели договорились о сдаче нам за год экстерном. Тогда учебники выдавали круглосуточно на 2 часа, чтоб готовиться, распределили по часам, кто когда, и за столом, при керосиновых лампах и при свечах, у печурок, кто как мог готовился. Затем пароходом возили в город в гимназию и сдавали. Восьмой класс тогда был не обязателен (на аттестат зрелости), и я окончила 7 кл., а Володя 6-ой. Таким образом учеба не пострадала. Мы очень скучали по дому. У нас был свой оркестр, и вечерами устраивали танцы, а в вечерние часы каждый по очереди вспоминал свой дом и минуты возвращения туда. Американцы обильно снабжали нас фланелью разных цветов — белый, синий, розовый. Из нее воспитатели кроили платья, а мы шили себе одежду.

Осенью ждали отправления пароходом, так как гражданская шла воина и жел. дор. не работала. Наконец, настал долгожданный день. Мы собрались с вещами на берегу острова, но тщетно прождали и вернулись. После томительных дней ожидания наконец пришел пароход, японский, приспособленный, чтобы принять 1000 человек. Сделаны были нары двухэтажные. Мы выехали в океан. Проехали 2 океана. Шторм был один раз, и то не сильный. Лежали на нарах. Заехали в японский порт, посмотрели карточные домики японцев и низкорослую их расу. В школе слушали хор детей. Ходили часами по палубе, любовались безбрежной бесконечной синевой океана. Сан-Франциско встретил нас теплым солнечным днем Красивый чистый город, весь в цветах у каждого дома. Поразились, что никто не рвет. Спали в бараках под марлей от москитов. Проезжали Панамский канал, видели шлюзы.

В Нью-Йорке была торжественная встреча. Каждый американский представитель вручал ребенку подарок. Я получила синее шерстяное платье и лакированные туфли. Говорились торжественные речи, пожелания благополучия по возвращении домой. Жили в бараках неделю. Первый раз на обед дали нам горький напиток, который не могли усластить сахаром, а нам хотелось чаю, а официанты не могли объяснить.

Вдруг мы узнаем, что нас хотят оставить во Франции. Старшие колонисты собрались в парке. И я была тоже. Темно, густые деревья. Нам предлагают предъявить американцам ультиматум, протест против этого. и если в течении 24 часов не будет изменено, то дети объявят голодовку. Это было серьезно, строго, внушительно. Мы должны были собрать подписи каждого ребенка, пугало, выдержим-ли. Много было разговоров, но желаний домой пересилило. Общественность поддержала, и мы все поехали домой.

Во Франции на берег не сходили и доехали до Финляндии. Пешком до санатория Халило. Началась 3-я зима. Жили хорошо. Питались отлично. Много читали (американцы снабдили хорошей библиотекой) вязали, шили. Материал давался и шерсть, в неограниченном количестве. Здесь получили первые вести из дома и узнали, что нет отца. Стали готовиться к дому. Отправляли партиями по 100 человек. В Новый Год был устроен маскарад из материала и фланели. Лучшие костюмы получили призы. Мы поехали с последней партией, как советовала мама. До границы ехали поездом. На границе каждому ребенку дали пакет с едой и гуськом передали нас пограничникам. По приезду в Ленинград нам дали черный горячий кофе с сахарином. Нас встретила мама. Так кончилась наша удивительная эпопея.

Написала тебе, Танечка, в кратце опустив многие подробности, как например, в Тюмени была семья, которая устраивала у себя вечера взрослых колонистов (было три сына) и там нас угощали, мы веселились в домашней обстановке и было тепло. Однажды к нам заглянула знатная дама с дочерью, и мы с жадностью глядели на их шелковые платья и думали, сколько леночек было б, а у нас тряпочки, веревки, тесемки. Однажды через фронт прорвался один родитель и привез роспись родителей, так как писем взять не мог. Мама расписалась два раза (папа уже умер). Когда нас взял американский красный крест, то первое, что он сделал это уволил всех лишних людей, устроил саомобслуживание, дежурных убирать посуду, мыть пол, чистить на кухне и т.д. А самое главное заставили вычисть уличную уборную для мальчиков и девочек, каждые свою. Не давали до тех пор есть, пока вся территория не будет приведена в порядок. После той черной работы мне всю жизнь никакая работа не была в тягость, А я ведь была белоручка, дома не делала.

Пожалуй саме яркое, что осталось. Тяжело, конечно было жить на чужбине без домашнего тепла. Удивительно, что никаких эпидемий у нас не было и здоровье сохранили.